Читать реферат online. Теория вероятности. «Теория вероятности. Диссертация и автореферат на тему 'Формирование познавательного интереса студентов.

1. Вероятность
2. Теория Вероятности Учебник
3. Гурский Теория Вероятности Читать Онлайн
4. Теория Вероятности И Математическая Статистика

Оглавление. Поставьте на черное Лев ГУРСКИЙ ПОСТАВЬТЕ НА ЧЕРНОЕ Начальник охраны Президента России - вовсе не тот человек, от предложений которого кому-либо можно отказаться.

Бывшему сотруднику МУРа, а ныне частному детективу приходится согласиться выполнить несложную, казалось бы, личную просьбу главного кремлевского телохранителя. Пустяк: всего-то навсего проверить деятельность одного частного столичного издательства! Однако наш герой и не подозревает, что, случайно потянув за ниточку, он начнет вдруг разматывать смертельно опасный клубок чужих интриг и высоких секретов - тех, которые могут повлиять на судьбу всей страны. Автор считает своим долгом предупредить: все события, описанные в романе, вымышлены. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

Мэри, Джозефу и крошке Джизи - с неизменной любовью Выигрыш почти гарантирован вам, если в каждой партии вы делаете сразу две ставки: одну - на третью колонку, а вторую обязательно на черное. Не бойтесь ставить на черное, это здесь самый выгодный цвет. Большая энциклопедия азартных игр, раздел 'Рулетка' Вместо пролога - Анатолий Васильевич, вы - смелый человек? - Да уж не трус.

А вы не боитесь ответственности? Все-таки вы охраняете первое лицо в государстве. Не приведи бог что случится. Ничего не может случиться. У нас все под контролем. Но вот у меня на прошлой передаче был, например, начальник московской милиции.

И он жаловался, что у милиционеров того не хватает, сего не хватает. Машин, оборудования, спецсредств. Просто бензина, наконец. А у вас с этим как? - С бензином? - А не только с бензином? - Тоже нет проблем.

На охране Президента экономить нельзя. Сами знаете, не маленький. Анатолий Васильевич, а с кадрами как? - И с кадрами - порядок. Тем не менее я знаю, что всего учесть просто невозможно. Когда было покушение на Индиру Ганди, два офицера охраны. У нас это невозможно.

Но когда стреляли в Садата. Нет, у нас такого быть не может. Вы поняли меня? Из интервью Анатолия Сухарева ведущему телепрограммы 'Лицом к лицу' Аркадию Полковникову. Часть первая ЛЮДИ ПЛЮС ОХРАНА ИТАЛЬЯНСКИЙ СЮРПРИЗ Утро начиналось как обычно.

Я слушал экспресс-новости по радио 'Эхо столицы', жевал, обжигаясь, свою дежурную кашу и лениво размышлял о том, что новости, в сущности, похожи на эту самую кашу. Пока они горячие, новости вполне съедобны. Мы торопимся побыстрее проглотить их, не ощущая ни запаха, ни вкуса. Стоит блюду немного остыть - и мы немедленно обнаруживаем неприятный запашок и пластмассовый вкус во рту. Правда, в отличие от многих своих коллег, журналисты 'Эха' почти никогда не предлагали остывший продукт.

В их котелке постоянно что-то кипело, клокотало, булькало, а потому ведущий, зачерпнув ложкой даже малую порцию новостей, спешил запустить их сразу в живой эфир. Словно бедняга не в силах был удержать долго во рту горячее варево. Таким образом за какие-то десять минут я мог узнать массу полезных сведений, включая биржевые сводки, официальную хронику, происшествия и погоду. Биржу сегодня уже с утра лихорадило больше обычного. Курс бакса все сильнее напоминал мне о прыжках зайчика под прицелом охотника.

В свою очередь, охотники и продавать, и покупать зеленую 'капусту' были одинаково обескуражены и терялись в догадках. Ведущему 'Эха', впрочем, все было яснее ясного: колебания курса он, ведущий, тесно увязывал с нашими неудачами на саммите в Брюсселе, откуда на днях вернулась наша Большая Тройка.

То есть на самом деле делегация России была числом поболее, однако Диктор шустро перечислил состав возвращенцев именно в таком порядке: члены Тройки и другие. В состав 'и других официальных лиц' угодила всякая шушера вроде парочки вице-премьеров, министров иностранных дел и экономики. Зато номером. Третьим, после Президента и премьера, по-прежнему оставался непотопляемый господин Сухарев, единоличный начальник Службы президентской безопасности. Можно было подумать, что шеф Службы ПБ там, в Брюсселе, не муштровал подчиненных ему секьюрити, но, как минимум, вел переговоры на высшем уровне. Тогда, по крайней мере, понятны причины неуспеха нашей миссии. Если уж за экономику берется Анатолий Васильевич Сухарев.

От такой мысли я чуть не поперхнулся кашей. Тезка наркома Луначарского, любимейший соратник Президента не был отягощен глубокими знаниями в фундаментальных отраслях, но готов был браться за все, что угодно. Прецеденты уже имелись. Я запустил чайную ложку в сахарницу и щедро посыпал остывающую кашу, будто надеялся вместе с кашей немножко подсластить радионовости. Не помогло: ведущий как раз перешел к кавказским сообщениям.

Кроме обычных ночных диверсий и перестрелок с военными патрулями на этот раз в столице Самой Свободной Республики Как Бы В Составе России случился крупный теракт: боевики оппозиции обстреляли из тяжелых гранатометов первый этаж здания резиденции самого Камиля Убатиева, который в коалиционном правительстве занимал пост министра культуры, спорта и государственной безопасности. То ли оппозиция так плохо стреляла, то ли тройной министр был такой гранатоустойчивый, - но только господин Убатиев отделался легким испугом и парой разбитых стекол. Доедая кашу, я припомнил, что несколько раз видел по телевизору этого типа: всякий раз у него был такой торжественный и напряженный вид, что, казалось, вот сейчас министр изронит что-то чрезвычайно мудрое - после чего войны на Кавказе улягутся сами собой. Однако мудрая мысль, по-видимому, оказывалась столь велика по размеру, что не в силах была просочиться сквозь убатиев-ские уста. Поэтому Камиль-ака предпочитал только важно поглаживать седую бородку, протирать очки и своими словами перелагать на восточный манер позавчерашние сводки мировых информагентств. Пока я предавался размышлениям о наших кавказских делах, радиокомментатор 'Эха столицы' давным-давно добрался до происшествий уже в нашей столице и теперь с удовольствием описывал подробности автомобильной аварии на Зубовском бульваре. Так что когда я, наконец, доел свою порцию каши и снова стал внимательно прислушиваться к новостям, место недострелянного Убатиева уже занял какой-то господин Искандеров, чей 'шестисотый' 'Мерседес' получил незначительные травмы при столкновении с продуктовым фургончиком магазина 'Диетическое яйцо'.

И лицо господина Искандерова, и даже груз магазинных диетических яиц при аварии практически не пострадали. 'Мерседес', конечно, теперь нуждался в определенном ремонте, - но не таком серьезном, чтобы вот так бросить посреди дороги автомашину, плюнуть, выругаться и скрыться с места происшествия.

Между тем хозяин пострадавшего в столкновении 'Мерседеса' в точности так и поступил: плюнул, ругнулся, вскочил в подъехавшую 'нивку' и укатил в неизвестном направлении. Этот факт удивительного равнодушия к своему движимому имуществу (ставшему, увы, недвижимым) еще можно было бы как-то объяснить, если бы за рулем вместо хозяина сидел, допустим, угонщик. Однако за рулем-то находился именно господин Искандеров собственной персоной, опознанный одним из случайных свидетелей происшествия на Зубовском. Под разглагольствования комментатора о странных нравах этих 'новых русских' я насыпал в чайничек свежей заварки, залил ее кипятком и стал ждать, когда чай дойдет до кондиции. Фамилия 'Искандеров' показалась мне знакомой, даже очень, но я никак не мог сразу вспомнить, где я ее слышал ранее. Когда ты занимаешься частным сыском, не имея секретаря, твоя голова постепенно превращается в сундук, набитый фамилиями, слухами и фактами, разбросанными в беспорядке.

Давно бы следовало дать объявление в газету 'Центр плюс': 'Сравнительно молодой и подающий надежды частный детектив Яков Семенович Штерн приглашает на работу секретаршу без вредных привычек.' Утопия, конечно.

Чтобы нанимать секретаршу, требуется, по крайней мере, иметь офис, а у Якова Семеновича Ш., одинокого волка, роль офиса исполняет его собственная квартира. Допустим, секретарше можно было бы временно найти место в квартире, подумал я мимоходом, уже наливая чай в блюдечко. Но если по моему объявлению придет сюда какая-нибудь мегера и будет здесь сновать полный рабочий день, то совершенно непонятно, на кой черт я разводился с собственной женой Натальей? Если же вдруг, паче чаяния, по объявлению явится ко мне очаровательная блондинка без вредных привычек, то в очень скором времени обязанности секретаря все равно вернутся ко мне, поскольку глупо будет, в самом деле, отвлекать красотку от главных занятий всякими ерундовыми канцелярскими делами. Я допил свой чай в тот самый момент, когда ведущий 'Эха' закруглял свои новости сводкой погоды.

Приятно было слушать обещания температуры плюс двадцать, легчайшего ветерка и нормального уровня воды в Москве-реке. Словом, майский день, именины сердца.

Вероятность

Грозы, столь любимой в эту пору некоторыми безответственными поэтами, слава богу, не ожидалось. Правда, поговаривали, будто всем этим прогнозам московских синоптиков доверять особенно не стоит: по неподтвержденным слухам, за каждый обещанный в сводке погожий денек Мосгидромету из специального фонда мэрии выплачивалась солидная премия.

Возможно, наши городские чиновники и впрямь полагали, будто синоптики делают погоду? Хотя нет: где-где, а в Москве все - в том числе и погоду - делает наш дорогой мэр Круглов. Каждый первоклассник знает о такой простой вещи. Так что скорее всего синоптики выдали благоприятный прогноз бесплатно. И очень хорошо.

Сегодня мне, как никогда, нужны маневренность и комфорт. Терпеть не могу зонтиков и плащей, когда работаю. Но нельзя и допускать, чтобы дождик капал на рыло и на дуло нагана. Вернее, 'Макарова'. Я составил посуду в кухонную раковину и стал не торопясь споласкивать чашку, блюдце, тарелку и ложки, одновременно прислушиваясь к тонкому голосу певицы, доносящемуся из радиоприемника. Как всегда, вслед за утренними новостями со своими песнями под гитару выступала Белла Винтковская.

Сегодня она исполняла мою любимую - 'Семь свечей, как ракеты, уйдут в небеса.' Вещь замечательная, только очень и очень печальная. Слушая Беллу, я часто воображал себе этакую достоевскую девочку-хромоножку, некрасивую, очкастенькую, с трудом удерживающую тонкими пальчиками гитарный гриф. Насколько я знаю современных бардов, лучшие, самые пронзительные песни сочиняют люди, отягощенные многочисленными проблемами - личными, семейными или житейскими. И, напротив, если у тебя в жизни все тип-топ, ты вряд ли сможешь сымитировать страдание или душевную боль, нечего даже и пытаться без толку мучить инструмент.

Лучше сделать паузу, дождаться подходящего катаклизма дома или на работе - и под это дело смело писать один шедевр за другим. У меня у самого в жизни был шестилетний период, во время которого я мог бы стать неплохим бардом. Если бы, конечно, умел играть на гитаре и писать стихи. Мои рассуждения вместе с песней хромоножки Винтковской прервал телефонный звонок. Я с сожалением выключил радио и поднял трубку. Слушаю, - сурово произнес я, невольно подражая своему автоответчику. Обычно именно он брал на себя телефонные переговоры, но с неделю назад забарахлил, и я снес своего автоматического дружка в мастерскую на улице Тимура Фрунзе.

Где он и пребывает до сих пор. Ремонтируют там долго - прямо как в застойные времена. Зато уж расценки у них, наоборот, самые что ни на есть современные.

За что, спрашивается, боролись? Слушаю, - повторил я с теми же интонациями. Да говорите вы, черт возьми!

- Яшка, это ты, что ли? - неуверенно спросила меня телефонная трубка голосом Славы Родина из 'Книжного вестника'. С некоторых пор Родин почему-то стал мне задавать по телефону такие вот бдительные вопросы.

Должно быть, воображал, будто в один прекрасный день трубку поднимет наемный убийца, только что отправивший частного детектива Якова Семеновича Штерна в мир иной. Паршивая перспектива, что ни говори. Нет уж, фигушки, не дождетесь. Это все еще я, дорогой Слава, - успокоил я Родина. С добрым утром.

Ну, выкладывай свои новости. Примерно в феврале в газете 'Книжный вестник' завелась новая рубрика под названием 'По слухам и авторитетно', а вести ее поручили как раз-таки Славе. Теперь он считает своим профессиональным долгом выбалтывать мне свежесобранные слухи, не дожидаясь выхода очередного номера газеты, где я и сам могу это прочесть. Возможно, он просто проверяет на мне качество своей продукции. Как академик Павлов когда-то проверял рефлексы на бедных собачках. Гав, мысленно пролаял я.

Новости обалденные, - самодовольно сказал Родин, минуя всяческие приветствия типа 'здрасьте' и 'как дела'. Конфетка, а не новости. У тебя слюнки потекут, когда услышишь.

Так и есть, мрачно подумал я. Павлов хренов. Во-первых, гикнулся 'Всемирный бестселлер', жизнерадостным тоном поведал мне этот академик-самоучка. Сказал - и замолчал, ожидая моей реакции. Что, совсем накрылся?

- переспросил я, догадываясь, что именно такого вопроса Павлов-Родин от меня и ждет. Хорошая ты собачка, Яков Семенович. Накрылся временно, - с готовностью объяснил мне Слава, чрезвычайно довольный моими рефлексами. Но надолго. И знаешь почему? - Мало ли причин, - неопределенно пробурчал я.

Президент американский, допустим, осерчал на них из-за книжки Кэтрин Холлидей. И вчинил иск 'лимонов' на сто. 'Зеленых', естественно. Черта с два ты угадал! - довольно хмыкнул Родин. Плевать американцу на русское издание мемуаров этой стервы. В нашей стране у него избирателей нет.

Что, туго с версиями, господин частный сыщик? - Отнюдь, господин журналист, - сухо возразил я. Версий навалом. Готов перечислять хоть до вечера. У тебя есть время слушать? Тогда начнем. Ладно-ладно, верю, - поспешно перебил меня Родин.

Долго выслушивать коголибо он был органически не способен. Потому что обожал говорить сам. Все дело, Яша, в фольге.

В голове моей все наконец-то прояснилось. 'Всемирный бестселлер' славился в народе вкусными золотыми буковками на обложке - так называемым конгревным тиснением. Золотые выпуклости на человека действовали гипнотически, и он хватал книгу не глядя. В России особую фольгу для такого тиснения изготовляли только в одном месте - на комбинате в Тосно, что под Питером.

Неужто тосненский комбинат встал? - спросил я недоверчиво. Но еще на прошлой неделе все там было в порядке.

Комбинат-то в порядке, - хихикнул Родин. Он свое дело сделал: фольгу изготовил и отгрузил. Восемь вагонов, 'Бестселлеру' на целый год. Но вот во время путешествия фольги из Петербурга в Москву произошла маленькая накладочка. Груз, видишь ли, исчез.

То есть как это 'исчез'? - не понял я. Налетели архаровцы батьки Асланбекова, перегрузили рулоны в свои тачанки?

Но они вроде на юге шалят, а не у нас на дороге. И кому вообще могло понадобиться столько фольги? Золото из нее обратно добывать - себе дороже обойдется.

На все твои вопросы, - заметно поскучнев, ответил Родин, - у меня есть только один ответ, универсальный: 'Черт его знает'. И у милиции, кстати, тоже. В этом деле, Яша, - сплошной туман. Получается, что восемь вагонов просто растворились в воздухе. Без следа и без свидетелей. Груз отбыл, но не прибыл. А уж кто там его перехватил, Асланбеков или инопланетяне, никому не ведомо.

Наверняка инопланетяне, - сказал я. Отличный материал для обивки НЛО. Шик, блеск и красота. Несколько секунд Родин на другом конце провода переваривал мою инопланетную версию, а затем задумчиво произнес: - Милиция, конечно, ничего не найдет. Мысленно я согласился со Славой, однако дипломатично промолчал. Я ведь тоже когда-то работал на Петровке.

Коллеги как-никак.И тогда, - продолжил свою мысль Родин, - господин Гринюк будет вынужден обратиться к частному сыску. Возможно, - не стал я спорить с очевидным.

Но только не ко мне. Гринюк - человек широких взглядов, но у него на Штерна аллергия. Ты ведь и сам это знаешь, Слава. Биологическая несовместимость. У некоторых идиосинкразия к тополиному пуху, свежему сену или мандаринам, а для господина директора издательства 'Время' таким раздражителем является Яков Семенович Штерн. Ну-с, какие у тебя еще для меня новости?

Или ты уже иссяк? - Да нет, - с досадой проговорил Родин. Новостей-то вагон. Но я хотел бы еще. Слава замялся, и я понял, чего хотел бы этот акробат пера. Дополнить свою будущую заметочку еще одной строкой.

Ладно, Родин, кушай я не жадный. Можешь так и написать, - снисходительно обронил я. Дескать, небезызвестный частный детектив Я.Ш. В частной беседе не выразил ни малейшего желания заниматься данным делом. Нанесем упреждающий удар.

Пусть Гринюка совесть не мучает. Пусть все видят: это не он, Гринюк, не обратился, а это я сам от дела заранее отказался. Устраивает тебя такая формулировка - 'не выразил желания'? - Устраивает, - мигом повеселел Родин. Подстелим Гринюку соломки. Он, понятно, сволочь, но очень хороший спонсор. Он, падла, нам еженедельно две полосы оплачивает.

Мы все у него, гада. Вы все у него, гада, кушаете с руки, - завершил я родинскую фразу. Кончено, с Гринюком разобрались. Крути свое кино дальше, а то мне некогда. У меня действительно оставалось не так уж много времени.

Час сорок пять до выхода из дома, причем мне еще нужно было собраться. Значит, новость номер цвай, - послушно откликнулся Родин.

Один из трех совладельцев 'Тетриса' вчера на Зубовском попал в аварию на своем роскошном 'мерее'. Так вот о каком Искандерове сообщило 'Эхо'! - Догадался я. То-то мне фамилия сразу знакомой показалась!

Правда, мне пока еще ни разу лично не доводилось общаться с господами Тереховым, Трифоновым и Искандеровым - основателями сравнительно молодого издательства 'Тетрис'. Но заочно эту троицу я, конечно, знал. Как же, как же, наслышан, - небрежно сказал я Родину. 'Мерс' покалечился, но Искандеров - как огурчик. Вылез из-под обломков и сразу дал деру. Откуда узнал?

- нетерпеливо спросил Слава. Кто тебе успел. По радио услышал, - добил я этого несчастного собирателя слухов.

Есть, понимаешь, такая радиостанция - 'Эхо столицы'. Не все ведь москвичи узнают новости только из 'Книжного вестника'. Мерзавцы, - горестно обругал своих радиоколлег Родин. Загубили мне новость!

А наш фотограф уже снимок 'Мерседеса' сделал, и я как раз собирался до Искандерова дозваниваться. Ну, что за стервятники, честное слово! - Грифы, - с фальшивым сочувствием в голосе поддакнул я.

Теория Вероятности Учебник

Гиены эфира. Шакалы ультракоротких волн. А ты один - весь в белом. Сыплешь соль на раны? - с обидой поинтересовался Родин. Наоборот, - не согласился я.Лью бальзам на израненную душу. В надежде поскорее услышать от тебя новость номер драй.

Если она у тебя тоже не протухла. Новость - первый сорт, - мгновенно оживился Родин.

Известно ли вам, достопочтенный сэр, о судьбе тиража 'Великолепной Анны'? Я задержал дыхание. Об этом тираже мне было известно более чем кому-либо. Собственно говоря, сегодняшняя моя операция имела к 'Великолепной Анне' самое прямое отношение. Но только Славе Родину знать про то было совсем не обязательно.

Профессиональный секрет. А что, есть свежая информация? - Я изобразил вялую заинтересованность. Ну, и что там слышно? Воспрянувший духом Родин немножко пона-слаждался моим любопытством, важно помолчал, а затем раскрыл мне страшную тайну. Ходят слухи, - доверительно сообщил он, - что этот тираж уже почти отпечатан.

Все двести тысяч экземпляров в целлофане. И книга будет выброшена на российский рынок не за две недели до окончания сериала, а раньше, за месяц. Так в чем же новость?

- как можно безразличнее протянул я.Две недели, месяц. Какая, в общем, разница? - Идиот, - ласково сказал мне красный следопыт Родин. Где же твой, Яша, дедуктивный метод?

Месяц - это значит, что книгу 'витязи' отпечатали не в дальнем и даже не в ближнем зарубежье, а в России. Иными словами, все разговоры насчет Лейпцига или Харькова были дезой. Пока и кредиторы 'витязей', и крутые парниналетчики будут бдить на ближних и дальних рубежах нашей необъятной родины, красавица 'Анюта', сверкая целлофаном, благополучно всплывет где-нибудь в Костроме, Ярославле или Саратове. А нельзя ли поточнее, - кротким голосом попросил я.Так в Костроме, Ярославле или в Саратове? А, может быть, в Петрозаводске?

Или в Нижнем? - Поточнее нельзя, - со вздохом проговорил Родин. Сам бы хотел знать. Но что в России - это факт.

Для приличия я немного помедлил, словно бы обдумывая Славину информацию, а затем постарался изобразить глубокое разочарование. Слабовата твоя новость, Родин, - скучно сказал я. Не тянет она, извини, на сенсацию. Нет конкретности. Если кто-то кое-где у нас порой. Тонкие намеки на толстые обстоятельства. Таких сенсаций я тебе могу сейчас выдумать, не отходя от телефона, знаешь, сколько?

- К твоему сведению, Яшечка, - придавленной змейкой зашипел оскорбленный Родин, я журналист, а не компьютер и не горсправка. Мое дело - напечатать в газете заметку, поставить проблему. Тогда все в порядке, - заметил я, догадываясь, что мои слова будут сейчас именно солью на раны, а никаким не бальзамом.Снимаю свои претензии.

Для ГАЗЕТЫ твоя новостишка вполне сойдет. Удар был ниже пояса. Родин жестоко переживал, когда его называли ПРОСТО газетчиком. И в другое время я ни за что бы не позволил себе так грубо задевать чувствительные струны тонкой родинской натуры. Но сейчас я просто вынужден был нахамить Славе. К сожалению, слух, где-то им подхваченный, расположился в опасной близости от истины. 'Великолепную Анну' действительно отпечатали в России.

Только не в Костроме и не в Саратове, а непосредственно в Москве, в скромной военной типографии на улице имени художника Айвазовского - прямо под носом ясеневских рэкетиров, которые уже послали своих бритоголовых эмиссаров на российско-украинскую границу. В информации, приплывшей к Родину, имелась еще одна греющая душу неточность: тираж должен был возникнуть на рынке вовсе не за месяц, а за сорок дней до окончания столь любимого народом сериала о приключениях греко-мексиканской авантюристки. То есть уже послезавтра. И потому из типографии на свои тайные склады 'витязи' были обязаны перевезти все двадцать тысяч пачек именно сегодня.

Сегодня днем. Еще точнее - в половине второго пополудни. Понятно, что 'витязи' соблюдали строжайшую секретность: в былые времена их уже грабили самым жестоким образом, и сейчас они были зажаты между банком и рэкетом. Если бы им удалось благополучно вывезти и продать этот тираж, то хватило бы денег не только ублажить банкиров, но и полностью восстановить свою службу секьюрити - на страх бандитам. Если же 'витязей' грабили и на этот раз,. Собственно говоря, частный детектив Яков Семенович Штерн потому-то и согласился сегодня помочь 'витязям' и подстраховать вывоз двадцати тысяч пачек 'Великолепной Анны'. Что характерно - за чисто символический гонорар.

Терпеть не могу, когда хороших людей загоняют в угол. На том конце телефонного провода бедный Слава Родин издал некий булькающий звук, что означало высшую степень возмущения и обиды. Таких пакостных слов он от меня не ожидал. Я, конечно, газетчик. напряженным шепотом произнес, наконец, он. Где уж нам, дуракам, равняться с вами, героями невидимого фронта.

Это ведь ты у нас Джеймс Бонд и Мата Хари в одном лице, а Слава Родин только перышком скрипскрип у себя в редакции за каменным забором. Насчет забора, кстати, Родин был абсолютно прав. Редакция 'Книжного вестника' располагалась в здании бывшей гарнизонной гауптвахты, и толщина стен и внешней ограды там была дай боже. За такими стенами действительно можно было спокойно отдаваться литературному творчеству, не боясь пластиковых мин и гранатометов. В другое время я бы непременно отпустил еще шуточку по поводу Славиной редакции-крепости, но сейчас мое остроумие переполнило бы чашу родинского терпения. Поэтому я примирительно сказал: - Ну, извини, дружище.

Не сердись на старого Яшу Бонда. Лучше расскажи еще какую-нибудь новость. Больше всего на свете мне бы хотелось сейчас выспросить у Родина, откуда он дознался про 'Великолепную Анну'. Однако я очень хорошо понимал, что теперь любой мой интерес к этой теме будет означать для Славы только одно: что его, Славина, сенсация - не какая-нибудь туфта на палочке, как намекает этот хитрюга Штерн, а настоящая конвертируемая новость, которой немедленно следует похвастаться своим знакомым, каковых у общительного Родина - пруд пруди. И тогда почти наверняка кто-то да сообразит, что Москва - это тоже, представьте, Россия и что типографий, пригодных для тиражирования греко-мексиканского телеромана во всем его целлофановом блеске, - не очень уж много.

Я и так сильно опасался, что сегодняшняя транспортировка бестселлера не обойдется без неприятностей. Слишком уж все гладко получилось у 'витязей' и с этой хитрой типографией, и с секретным цехом, где 'Великолепную Анну' печатали под видом военных топографических карт. А гладко, между прочим, бывает даже не на всякой бумаге. На мелованной или типографской № 1 - да, но уже на книжно-журнальной и тем более газетной - извините.

Шею можно свернуть и без всяких оврагов из поговорки. Якову Семеновичу Штерну уже приходилось рисковать своей шеей именно на белоснежных бумажных полях. Опыт наработан. Слава Родин тем временем собирался с мыслями, и когда я вновь услышал в трубке его голос, то немедленно догадался: мне грозит какая-то каверза. Уж больно задушевным, чуть ли не приторным тоном этот собиратель сенсаций произнес: - Еще новостей хочешь?

Ладно, изволь, дорогой Яшечка Штерн. Ручаюсь, что об этом ты еще не слышал по своему дурацкому 'Эху'. И эта новость тебя очень сильно порадует. Ты ведь хотел получить богатого иностранного клиента?

Был у нас недавно такой разговор,? - Допустим, - коротко ответил я, еще более насторожившись. Так вот, - сладенько пропел Родин. Вчера вечером в Москву из Милана прибыл твой потенциальный клиент. Известный писатель. Слава сделал торжественную паузу.

И притом граф. выдохнул я испуганно. Надеюсь, ты говоришь не.

Именно о нем, - злорадно объявил отомщенный Родин. Но он ведь не звонил тебе и не справлялся обо мне? - тоскливо спросил я у этого садиста. Какой он там академик Павлов! Чистый доктор Менгеле, а не Слава! - Звонил и справлялся, - не оставил мне надежды этот Менгеле из 'Книжного вестника'.

Но ты, надеюсь, сказал ему, что детектива Штерна разбил паралич, что он тяжело ранен, в глубоком запое, в коме? - Нет, что ты! - пропел Слава. Я ему, естественно, сказал чистую правду. Что ты жив, здоров, - хорошей форме.

По-моему, у него к тебе есть деловое предложение. В гробу я видал его деловые предложения! - Я, кажется, всерьез расстроился. Мне сейчас только графа не хватает для полного счастья. Ну, что за наказание на мою голову! - Дело хозяйское, - довольно хмыкнул Родин.

Наше дело - предложить, ваше - отказаться. Если он сегодня позвонит, отшей его, да и вся недолга.

Слава, разумеется, хитрил. Он не хуже меня знал, что его итальянское сиятельство терпеть не может телефонных переговоров и предпочитает являться в гости. По утрам, как Винни-Пух. Но я-то, я-то не Кролик! Я взглянул на часы. До выхода из дома у меня еще оставался в запасе почти час, однако теперь я решил смыться пораньше.

Гурский Теория Вероятности Читать Онлайн

Лучше уж мне в метро переждать, на желтой полированной лавочке, чем рисковать встретиться с графом. Ну, Родин, ну, удружил! - Как тебе моя последняя новость? - невинным голосом поинтересовался садист Слава.

Убийственная, - честно признался я. Я тебе, Славочка, за нее. Не стоит благодарности, - быстренько закруглил разговор Родин. Ариведерчи! Привет графу! - с этими словами мой утренний собеседник и повесил трубку.

Очень довольный, сукин сын. Я бросил трубку и заметался по квартире, надеясь побыстрее экипироваться и слинять. Буквально через две минуты после Славиного 'ариведерчи' требовательно зажужжал дверной звонок. Раз, другой,третий.

На цыпочках я прокрался к своей бронированной двери и осторожно взглянул в дверной глазок-перископ. Сперва в поле моего зрения нарисовался шкафообразный субъект, у которого была заметно оттопырена левая пола элегантного пиджака. Я с облегчением вздохнул, вообразив, будто это всего лишь посланец долгопрудненской группировки, которая уже давно и тщетно домогалась моей сердечной дружбы.

К сожалению, я ошибся. Ибо в поле моего зрения немедленно возник и второй визитер - седовласый красавчик, одетый роскошно, но безвкусно. Я узнал красавчика. Так и есть: в гости ко мне намылился вместе со своим сицилийским телохранителем-гориллой не кто иной, как его сиятельство граф Паоло Фьорованти делла Винченца. Он же - автор 'Руки Москвы' и других детективных романов.

Он же - Паша Токарев, бывший гражданин Мелитополя и самый большой склочник из всех, что попадались на моем пути. САНТЕХНИК НА ТРОПЕ ВОЙНЫ Итальянским графом Паша Токарев ухитрился стать лет пятнадцать назад. До этого он успел закончить в Москве журфак и поработать спецкором 'Правды' в Узбекистане, откуда Пашу выперли в самый разгар его карьеры.

Официальная формулировка - 'нарушение трудовой дисциплины' - решительно ничего не объясняла и давала простор разнообразным слухам. Сам Токарев впоследствии уверял, будто уже тогда, в гнилые годы застоя, он пытался разоблачать хлопковую мафию, но потерпел поражение. Позже в своем нашумевшем романе 'Рука Москвы' Паша даже вывел себя в виде неподкупного журналиста Макарова, который в конце погибал-таки от рук басмача-наемника Абдуллы. Однако лично мне самой правдоподобной казалась другая версия; о том, что Токарев погорел из-за своей обостренной любознательности по женской части, тайком проникнув в загородный гарем кого-то из секретарей тамошнего ЦК.

Теория Вероятности И Математическая Статистика

Так или иначе Ташкент перестал быть для Токарева городом хлебным - навсегда. Позже в Москве исключенный из партии и выкинутый с работы, Паша два месяца громко завивал горе веревочкой в ресторане Домжура, прилюдно жалуясь, что в Узбекистане как не было советской власти, так и нет. Кто-то из коллег оперативно настучал на Токарева, того тут же пригласили в райотдел милиции и дали понять, что он, Токарев, работы не имеет, а потому является тунеядцем и может быть административно выслан на сто первый километр без суда и следствия. Угроза подействовала: Паша заткнулся и быстренько окончил курсы парикмахеров, чтобы затем, используя все свои старые связи, попасть в штат женской парикмахерской при гостинице 'Интурист'. Здесь-то он и приглянулся вскоре вдовствующей итальянской графине Бьянке Фьорованти Делла Винченца, прибывшей в СССР с деловым визитом. Роман шестидесятилетней сиятельной особы и двадцатипятилетнего московского цирюльника протекал так стремительно, что товарищи из ГБ и опомниться не успели, как сумасбродная итальянка, наплевав на выгодные контракты с Внещторгом, умчалась из России с любовью в лице Паши Токарева.

В Милане, очевидно, любовный угар схлынул, но итальянка оказалась достаточно практичной и сообразила, что Пашины какиеникакие, но литературные способности можно использовать на благо бизнеса. Под давлением супруги, очень скоро отказавшейся оплачивать счета новоиспеченного графа, Паша испек свой первый бестселлер 'Рука Москвы'.

Надо признать: писал Токарев довольно бойко, да и ореол мученикадогмата, на крыльях любви перелетевшего через 'железный занавес', вокруг Паши еще окончательно не поблек. И потому книжку быстро перевели на английский, потом на испанский и чуть ли не японский, а сам юный граф, обрадованный вновь открывшейся перспективой, начал шустро выстругивать политические романы один за другим.

То ли из суеверия, то ли по каким-то еще причинам в заглавии каждого опуса непременно присутствовало слово 'рука' - 'Красная рука', 'Железная рука', 'Смертельная рука' и тому подобное. Романы эти исправно выходили в Европе и Штатах, их регулярно читали по радиоголосам; журналисты 'Правды', завидуя успеху своего бывшего коллеги, злобно именовали Пашины опусы антисоветским рукоблудием - отчего токаревская популярность только возрастала. К тому моменту, когда в Советском Союзе вдруг начались гласность с перестройкой, сеньор Паоло Токарев уже сколотил неплохое состояние на гонорарах и сумел пережить спокойно скоропостижную кончину супруги-графини, которая - из-за какойто старушечьей вредности - все свои сбережения завещала не мужу, а некоему фонду защиты вымирающих видов животных. Я имел несчастье познакомиться с графом в начале девяностых - в пору самых отчаянных тяжб Токарева делла Винченца со своими российскими издателями. В это время я уже ушел из МУРа на вольные хлеба частного детектива, специализирующегося по книжным делам. Почему-то 'книжный' профиль моей новой работы вызвал, помню, особое негодование моего бывшего начальника майора Окуня.